Неточные совпадения
Однажды я сидел
в гостиной
с какой-то
книжкой, а отец,
в мягком
кресле, читал «Сын отечества». Дело, вероятно, было после обеда, потому что отец был
в халате и
в туфлях. Он прочел
в какой-то новой
книжке, что после обеда спать вредно, и насиловал себя, стараясь отвыкнуть; но порой преступный сон все-таки захватывал его внезапно
в кресле. Так было и теперь:
в нашей гостиной было тихо, и только по временам слышался то шелест газеты, то тихое всхрапывание отца.
В Людмилиной горнице было просторно, весело и светло от двух больших окон
в сад, слегка призадернутых легким, желтоватым тюлем. Пахло сладко. Все вещи стояли нарядные и светлые. Стулья и
кресла были обиты золотисто-желтою тканью
с белым, едва различаемым узором. Виднелись разнообразные скляночки
с духами,
с душистыми водами, баночки, коробочки, веера и несколько русских и французских
книжек.
В комнату,
с книжкою в руках, вошла молодая девушка
в сером платье — бледная,
с круглыми, странно-светлыми голубыми глазами. Токарев поднялся
с кресла. — Здравствуйте, Татьяна Николаевна. Варенька скоро придет?
Она и без того побаивается тети Павлы.
С ней она больше молчит, ни одним словом ей не возражает.
В доме эта тетка — главное лицо, и папа ее побаивается. Все ее считают ужасно умной. Что ж тут мудреного? Целые дни лежит
в длинном
кресле с пюпитром и думает или
книжку читает. Сажала она ее читать себе вслух, но осталась недовольна...
Этот отрывистый разговор происходил
в день самоубийства князя
в одном из комфортабельных номеров «Hotel des Anglais» между вошедшим
в номер мужчиной, среднего роста, лет тридцати пяти,
с добродушным чисто русским лицом, невольно вызывавшим симпатию,
с грустным выражением добрых серых глаз,
в которых светился недюжинный ум, и молодой женщиной, светлой шатенкой, лет двадцати пяти, сидевшей
в глубоком
кресле с французской
книжкой в руках.
Ломберный стол стоял
в глубине террасы влево; вправо, ближе к балюстраде, было несколько железных садовых столов, стульев и
кресел. На одном из них сидела
с книжкою в руках и княжна Маргарита, положившая при появлении Гиршфельда
книжку на колени и устремившая на него
в упор взгляд своих больших глаз.